Только спустился с северной части Леса, и вот, - нате вам! – снова подниматься, только уже по обратной стороне реки. Странно было идти вот так, по эту сторону Нивицы, и видеть уже почти родные гущи Межмирных чащоб со стороны Деревни. Шарп ступал тяжело и медленно, все так же нехотя и поодаль от остальных, по самому берегу, и словно оттягивал неприятный момент. Впрочем, что для него, шакала, будет неприятным в тех жутких вонючих катакомбах? Разве что возможность тихо и бесславно умереть, оставив собственные косточки на глодание иль любование какой-нибудь недоброй подземной нечисти, коей там, по слухам, тьма-тьмущая.
С другой стороны, только что была исполнена голубейшая из всех мест шизофреника: Шарпест пропущен в Деревню. Хоть по заданию, хоть с риском для жизни, но теперь он сможет, вовремя воспользовавшись одним из своих сувенирчиков, опробовать и человеческую шкуру. Настоящую человеческую жизнь! С хваленой «горячительной водой» и странными двуногими самочками. Возможно, по внешнему виду шакалу не так уж и легко было узнать и понять тот неописуемый восторг, который испытывал сейчас лохматый: пасть его была приоткрыта, язык, с которого тянулась нитка мутноватой слюни, блаженно вывален, глаза же выпучены так, что того гляди – вывалятся из орбит и ускачут куда-нибудь в даль.
Самое время использовать зельице оборотное. Как-никак, превратившись в человека сейчас, Шарпест наверняка успеет улучить момент да и сбежать в деревеньку людскую.
Трудно понять магию ведьмину: карманов-то при себе нет, и зелья нет. Но есть. Стоит только подумать, позвать – и сразу в зубы услужливо ложится маленький пузырек с ярко-зеленой жидкостью. Уж не отрава ли, не в лягушку ли Шарп превратится от него? Пришлось повозиться, вырывая мелкими зубками пробку – с первого раза пузырек открыть не удалось, зато половины затычки, торчащей из горлышка, как не бывало. Лишь спустя несколько мгновений шакалу удалось отшвырнуть противную пробку в сторону и, высоко запрокинув голову, глотнуть из пузырька, а еще спустя секунду, без агоний и выворачиваний, разглядывал вполне человеческие руки и что ни на есть самые обычные человеческие пальцы. Зелье сделало его мальчиком, почти юношей лет шестнадцати-семнадцати – очень худым, смуглым, все с той же, как и шерсть, пепельно-рыжей шевелюрой и очень светлыми серыми глазами. Напялены на нем были какой-то несуразный грязно-розовый сюртук, рваные шорты цвета хаки и дырявые соломенные башмаки. Ведьма, видать, посмеялась – знала, что с деньгами у шакала туго.
Шарпест вытянулся, оглянулся и, удивленно гаркнув пространству, отправился далее к назначенному месту. Итак, у нас в наличии – рыжий ребенок, которой Шарп натянуто-доброжелательно улыбнулся (узнает ли?) – одна штука, поури – одна штука, клён – тоже одна, неприятностей на горизонте – одна штука, помноженная на пару сотен.
